углу кухни сидела небольшая группа кочевых чехов, которых за версту узнаешь по нечесаным и немытым шевелюрам с косичками и серебряным колечкам на носах, губах и бровях. Один бренчал на гитаре, другие вполголоса разговаривали на своем языке. Пара бритоголовых литовцев оживленно обсуждали футбол по телевизору, двое девчонок неизвестного происхождения готовили что-то незамысловатое на газовой плите, безуспешно пытались перевести инструкцию по приготовлению равиоли. Алекс тут же взялся им помогать, рассказал свой фирменный рецепт томатного соуса для равиоли, потом обменялся парой фраз с чехами, присел на минутку послушать их гитарные мотивы, попросил пару советов, спросил литовцев, как идет игра и за кого они болеют, поулыбался польской супервайзерше, которая зашла на кухню прицепить объявление. Сказал, что у него была девушка из Польши, и с тех самых пор он по-польски не только «разумеет», но и «размовляет». А вообще он из Белоруссии, поэтому с поляками дружит.
В общем, после беглого осмотра кухни он пришел к выводу, что место отличное, и народ дружелюбный. Сказал, что его мучает ностальгия по студенческим временам, что он хотел бы снова стать двадцатилетним пацаном, который приехал работать на английскую ферму и прожить последние десять лет заново. Я пробормотала, что его мировоззрение не очень изменилось за последние десять лет, и ничто не мешает ему вести такой же разгильдяйский образ жизни еще лет десять.
– В общем, Юлька, место – классное, тебе повезло, – заключил Алекс и развалился на позеленевшем диване. Если бы я был так свободен, как ты – я бы остался здесь без малейшего сомнения и пару месяцев поработал на фабрике. Тусовка здесь что надо, вечерами будет весело. Давай посмотрим твою комнату.
Управляющий фабрики расселением не занимался, поэтому кто где хотел, там и заселился, и свободной осталась одна кровать в коридоре. Юлька молчала, но лицо у нее было того же цвета, как диван на кухне.
– А я что, в коридоре буду спать? – тихо произнесла она.
Алекс проверил кровать на прочность, пришел к выводу, что она достаточно упругая, и заявил, что он бы с удовольствием жил в коридоре, потому что коридор – это второе тусовочное место после кухни. Все, кто идут в свои комнаты, непременно проходят через коридор и останавливаются возле твоей кровати перемолвиться парой слов.
Юлька представила эту процессию и начала истерически ржать. Алекс понял, что переборщил и рассмеялся тоже. Через десять минут мы вызвали польскую супервайзершу и, дополняя недостающие аргументы личным обаянием, Алекс выбил Юльке кровать в женской комнате. Претендентка на эту кровать уже опаздывала на два дня, и поэтому у супервайзерши возникли серьезные сомнения в ее приезде. Она решительно отмела возражения чешских товарок и закрепила Юльку за данной кроватью.
Потом мы совершили экскурсию на рыбную фабрику, съездили в ближайший «Теско» закупить продуктов и к вечеру сидели в караванчике у друзей Алекса, которые уже полтора года работали на этой фабрике. Организовали барбекю, нажарили сосисок и уплетали их, хрустя свежими огурцами и запивая пивом. Алекс пиво не любил, но завсегда пил в компании, потому что был свято убежден, что под пиво собирается самая лучшая компания и ведутся самые интересные разговоры. Приятели Алекса давно не видели, поэтому они хотели послушать, что там творится в Лондоне и как дела у общих знакомых. После сосисок все уже валялись на траве, подставляя бока нещедрому английскому солнцу, и потягивали пиво с копчеными деликатесами местной фабрики.
– Вот за что я люблю общаги и фермы, так это за тусовку, – Алекс уже был в том состоянии, когда можно было начинать беспокоиться, что возвращаться в Лондон он передумал. – Здесь такой «фан»! Я бы все время жил на фермах, если бы зимой погода не портилась и люди не разъезжались домой. У моих родителей квартира в Минске, и в общежитии мне пожить не посчастливилось, но зато я три сезона провел на разных фермах и получил большой «фан».
– Алекс, ты и от шведской тюрьмы получил «фан», – гоготнул его приятель.
– Да, в шведской тюрьме были свои прелести, – согласился Алекс.
– Постойте-постойте, – вмешиваемся мы с Юлькой. – Что за история со шведской тюрьмой?
– О, это было знаменитое Алексово турне по Европе, после которого он стал еще более невыездным, чем был, – ржут приятели.
– Как можно стать более невыездным? – теряюсь я. – Если тебе нельзя выезжать из страны, то ты и не выезжаешь, нет тут ни более, ни менее.
– В общем-то, ты права, но когда три года назад Алекс решил немного «посмотреть мир», невыездное положение его не смутило, но после окончания этого легендарного вояжа у него пропало желание куда-то кататься, он остепенился, пустил корни, и, можно сказать, стал унылым приземленным типом, – они опять заржали.
Любопытство разобрало нас не на шутку, и мы потребовали немедленно рассказать нам эту историю.
То, что Алекс находился в Великобритании как политический беженец, мы знали, и нас это не удивляло. В своей лондонской жизни я встречала много политических беженцев из стран бывшего Советского Союза, и бегство их было скорей экономическим, чем политическим, но они этого не хотели признавать. Если поговорить с нашими нелегалами и полулегалами, то политический беженец тут каждый второй, а настоящих из них может быть, только процентов пять. Просто, как мне рассказывали, лет десять-пятнадцать назад здесь было очень популярно сдаваться. Великобритания проводила особую политику поддержки жертв тоталитарных режимов, и юристы, получавшие от государства хорошие деньги за ведение «политических» дел, были очень заинтересованы в поиске новых «жертв». Они проводили целые рекламные кампании, завлекающие малоимущих иностранных граждан своими бесплатными услугами и многочисленными пособиями, которые предлагало государство.
В результате приехавшие на заработки украинцы и белорусы сдавались целыми партиями. Беженцам немедленно предоставляли жилье и пособие на питание, направляли на бесплатные курсы английского языка, а при положительном решении их дела выдавали британский паспорт. Таким образом, в стране многократно увеличилась пакистанская и иранская общины. Сначала приехали люди, бежавшие от войны, привезли своих жен и детей, вывезли родственников, потом нарожали еще детей, обустроились на государственном пособии и довольно неплохо адаптировались к местным условиям. Восточная часть Лондона получила название Лондонистан, а теракты в лондонском метро показали, что в действиях политиков были серьезные просчеты.
Рядовые украинцы и белорусы метро не взрывали, но злоупотребили английским гостеприимством во всю ширь славянской души. Они охотно сочинили истории о явных и воображаемых преследованиях в родной стране, послушно обменяли свои паспорта на удостоверения личности, смиренно приняли бесплатное жилье и пособие по безработице и с удовольствием начали новую жизнь в цивилизованной стране. Рассмотрения дел затягивалось на годы, и мнимые жертвы режима по пять-шесть лет получали пособия по безработице, регулярно ходили отмечаться в Хоум Офис и потихоньку себе работали, конечно.
Мой знакомый Виталик из Питера признался, что первые два года он вообще ничего не делал, только учил язык и исследовал страну. Виталик приехал по студенческой программе собирать капусту. Ну, собственно, ее он в некотором смысле, и собрал. Доверчивый фермер выплатил им двухнедельную зарплату авансом, так сказать, на обустройство и больше своих работников не увидел. Получив по четыреста фунтов стартового капитала, пацаны рванули в Лондон, где их надоумили объявить себя жертвами политического режима и перейти на полное государственное обеспечение. Что они с радостью и сделали. Халява подпортила и без того нетрудолюбивый характер, и из всех полезных начинаний Виталик довел до ума только английский язык. Все остальное время он самозабвенно провалял дурака в ожидании решения своего дела.
В случае благоприятного исхода люди получали британское гражданство, а следом социальную квартиру и различные пособия. В случае отказа всегда была возможность подать апелляцию, которую рассматривали еще пару лет, потом другую апелляцию, а потом пройти по статье «десять лет легального проживания в стране», после которого в любом случае полагался британский паспорт. При самом неблагоприятном сценарии, когда человек с легального проживания переходил на нелегальное, нужно было продержаться четырнадцать лет, и британский паспорт вручался автоматически, за долготерпение.
Сдаваться было легко, сдаваться было
